Назовем его демоном [= Зовите его демоном] - Генри Каттнер

Это тоже не слишком их озадачило, ибо было вне границ их опыта. Их понимание смерти было очень несовершенным, но все остальное вообще являлось для них полной тайной. Сейчас, когда их интерес угас, они вообще мало вспоминали о прошлом. Лишь Бобби иногда слушал «Джунгли» с необычайным вниманием, ожидая, не уведут ли на этот раз тигра, вместо того, чтобы убить на месте. Конечно, этого ни разу не произошло. Очевидно, в реальной жизни тигры были другими.

Долгое время после этого в кошмарах воображения Джейн устремлялась к таким вещам, которые она не позволяла себе помнить наяву. Она видела бабушкину спальню такой, какой видела ее в тот последний раз, с белыми занавесками, с солнечным светом, красным китайским башмачком и куколкой-булавочницей. Бабушка втирала крем в морщинистые руки и выглядела все более нервной по мере того, как алчные волны голода наполняли дом, исходя от ужасного пустого места где-то внизу.

Должно быть, ОНО было очень голодным.

Неверный дядя притворился, будто у него болит лодыжка; он крутился и ворочался на кушетке, этот полый человек, пустой и глухой ко всему, кроме потребности в веществе, к красной еде, без которой он не мог жить. Хищное существо внизу пульсировало от голода, алкая еды.

Со стороны Бобби было очень мудро говорить через окно, когда он передавал свое сообщение-приманку.

Запертая в комнате наверху бабушка, должно быть, уже обнаружила к этому времени, что не может выйти. Ее толстые, испещренные крапинками пальцы, скользкие от крема, тщетно пытались повернуть ручку.

Джейн много раз слышала во сне звук шагов.

Эти шаги, которых она не слышала никогда, были для нее более громкими и реальными, чем те, которые ей приходилось слышать наяву. Она с уверенностью знала, какими они должны быть: топ-топ, топ-топ, две ступени за шаг, и бабушка прислушивается с тревогой, зная, что дядя с его больной ногой не может так ходить. Тогда-то она и вскочила с бьющимся сердцем, думая о ворах.

Все это длилось недолго: одного лишь биения сердца, должно быть, хватило на то, чтобы шаги протопали через коридор. К тому времени весь дом, наверное, дрожал и пульсировал от триумфального голодного рева. Шаги попадали в ритм этому биению. С ужасающей нацеленностью они звучали в коридоре все ближе. А потом в замке повернулся ключ…

А потом…

А потом Джейн обычно просыпалась…

«Маленькие мальчики не могут нести ответственности», — много раз говорила себе Джейн тогда и позже. После этого она долго не видела Бобби, а когда увидела, он успел обо всем забыть, слишком много было новых впечатлений. Он получил на Рождество игрушки и пошел в школу.

Когда он услышал о том, что неверный дядя умер в психиатрической лечебнице, то с трудом понял, о ком идет речь, ибо для младших детей неверный дядя никогда не был членом семьи, только частью игры, в которую они играли и победили.

Мало-помалу непонятная депрессия, некогда угнетавшая домочадцев, сделалась менее явной и пропала. После смерти бабушки она на какое-то время сделалась более сильной и отчаянной, но все отнесли это обстоятельство за счет шока. Когда она исчезла, это только подтвердило предположение.

Странно, но холодная, ограниченная логика Бобби оказалась верной. Руггедо не играл бы честно, если бы ввел в игру нового неверного дядю, и Бобби верил, что ОН будет соблюдать правила. ОН соблюдал их, ибо они были законом, нарушить который ОН не мог.

Руггедо и неверный дядя были частью единого целого, связанного основным циклом. Связь этих двух частей не могла оборваться, прежде чем закончится цикл.

Так что в конце концов Руггедо остался беспомощным.

В сумасшедшем доме неверный дядя медленно умирал от голода. Он не желал притрагиваться к тому, что ему предлагали. Голова и тело умерли вместе, и дом бабушки Китон снова стал спокойным местом.

Вспоминал ли Бобби когда-нибудь о случившемся, об этом никто не знал. Его действия направлялись превосходной логикой, ограниченной только его опытом: если ты совершил что-либо потенциально плохое, придет полицейский и заберет тебя.

Он устал от игры. Лишь тонкий инстинкт удерживал его от того, чтобы бросить ее и начать играть во что-то другое.

Он хотел победить, и он победил.

Ни один взрослый не сделал бы того, что сделал Бобби, — но ребенок — совсем другое существо. По стандартам взрослых ребенка нельзя назвать здравомыслящим из-за путей, которыми движутся его мысли и из-за того, что он делает и чего хочет.

Назовем его демоном.